"Чужак в стране чужой" - цитаты

А теперь - цитаты

―Капитан Виллем ван Тромп был человеком гуманным. Незадолго до посадки он радировал: «Ни в коем случае не организуйте пассажиру торжественного приема. Обеспечьте челнок с малым посадочным ускорением, санитарную машину и охрану».

―Чего? — прервал он назойливого министра. — Этот "человек Смит"? Этот человек? Да вы что, не видите, что он не человек?
―Э-э?
―Смит. Не. Является. Человеком.

―Смит — разумное существо, предки которого были людьми, но сам он больше марсианин, чем человек. До того как мы свалились этому вашему «человеку» на голову, он даже и не видел ни разу никаких таких людей. Он думает, как марсианин, чувствует, как марсианин.

―А и действительно, ну чего бы ради давать несчастному придурку шанс попривыкнуть к этому бедламу, называемому «планета Земля»?

―Говорить с марсианами, сэр, это все равно, что говорить с эхо. Никто тебе не возражает, но толку — круглый нуль.

―Извините? — Очень удобная формула, сигнализирующая о сбое в общении.

―Знаешь, кончай философию, за денежки и поп пляшет.

―...скорее всего, решил он, это символизирует желание возлюбить и взрастить близость.

―Благодарю тебя за воду. Да пьешь ты всегда вдосталь.

―Смиту никак не хотелось, чтобы это существо сию же секунду умерло, хотя, конечно же, это его полное право, а возможно — в сложившейся ситуации — и обязанность.

―Секретность — мать тирании.

―Зря ты меня столько поил, — пожаловалась Джилл. — Мне послышалось, будто ты сказал, что наш пациент — владелец Марса.

―Никогда не интересовалась политикой.
―И очень зря. Следить за ней почти так же важно, как за собственным пульсом.
―А я и за ним не слежу.

―Не понимаю, Бен, зачем человеку такая огромная власть?
―Ты спроси еще, зачем мотылек летит на пламя.

―Интересно, думал Бен, кто же ему все это написал? Ведь не иначе Джим Санфорт — он лучший в Дугласовой команде специалист по подбору эмоционально заряженных прилагательных, способных одновременно и приятно щекотать слушателю самолюбие, и приводить его в умиротворенное состояние.

―Но самое главное, Джубал Харшоу — закоренелый индивидуалист, готовый выйти с перочинным ножиком в руках хоть против всей Федерации, и такая смелость увеличивает его силы десятикратно.

―В жизни каждого человека приходит момент, когда ему — или ей — нужно решать, поставить или нет на кон «жизнь, состояние и честь святую», не имея никакой уверенности в благополучном исходе.

―Эй, сестренка, — окликнул он девушку, — что в коробчонке?
―Труп, — огрызнулась Джилл.
―Каков вопрос, — пожал плечами парень, — таков и ответ. Пора бы мне и запомнить.

―Происходило оно, если дословно процитировать самого сочинителя, следующим образом: «Работая над книгой, я подключаю семенные железы в параллель с таламусом, а кору головного мозга отключаю». Жизненные привычки Харшоу придавали невероятной этой теории некоторое вероятие.

―За нас самих, любимых и драгоценных. Таких, как мы, и на свете-то почти не осталось. (тост)

―У нас тут полная свобода, каждый делает, что его левая нога пожелает.

―Я в рот не возьму разбавленное виски, и мне не нужны разбавленные ученые степени.

―Никто не злоупотребляет моим гостеприимством, если я сам того не пожелаю, так что и на свой счет можешь быть спокойна.

―Милая моя, когда-то я и сам думал, что служу человечеству, потом я обнаружил, что человечество совсем даже не желает, чтобы ему служили, более того, царапается и кусается при малейшей такой попытке.

―К тому же идея прищемить начальникам хвост приводила почтенного престарелого доктора в полный восторг. Расточительная природа двойной, а то и тройной мерой отпустила ему важное, имеющееся у каждого американца качество: склонность к анархии.

―Правительство! Три четверти жадных паразитов, а остальные дебилы.

―Никуда, конечно, не денешься, человек — животное общественное и без правительства обойтись не может, примерно так же, как без прямой кишки. Только зачем притворяться, будто неизбежность зла превращает его в добро?

/* Хайнлайн знал, что не надо много смотреть телевизор и читать газеты */

―Ты напомни, — сказал Джубал, — чтобы я написал статью о болезненном пристрастии к чтению новостей. Тема: по большей своей части, неврозы происходят от нездоровой привычки бултыхаться в горестях и бедах пяти миллиардов незнакомых тебе людей. Заголовок будет «Трепотня без конца и без края»... нет, лучше «Оплетенные сплетней».

―Ничего подобного, я шагаю в ногу, это все остальные — не в ногу.

―Давай разберемся сразу: ни в каком ты передо мной не в долгу. Это просто невозможно — все, что я делаю, я делаю исключительно для собственного удовольствия. Как и все остальные обитатели этой планеты, только я это четко осознаю.

―Так что не изображай, пожалуйста, никаких не существующих долгов, ведь еще немного, и ты попытаешься вызвать у себя чувство благодарности, а это первый опасный шаг на пути к полному моральному разложению. Грокаешь?

―«Благодарность» — просто эвфемизм для оскорбленного негодования.

―Библию знаешь?
―Да не очень.
―А зря, книга вполне заслуживает изучения. В ней содержатся советы почти на каждый случай.

―Ибо всякий, делающий зло, ненавидит свет...

―Ведь я совсем недавно из гнезда. Чтобы знать, мне нужно видеть. Вот Старику — ему глаза не нужны. Он знает. Он грокает. Он действует.

―Все было сделано «сильно, ярко и прекрасно». Грокаешь?

―Я обедаю с мытарями и грешниками, и это мое личное дело. Но я никогда не преломлю хлеба с фарисеями.

―Профессиональные занятия доктора Харшоу заключались в натягивании носа честнейшей публике, а хобби — в подрыве всех и всяческих основ и устоев; жизнь он вел (вполне сознательно, по личному своему свободному выбору) паразитическую, а к «спешке» относился почти по-марсиански.
―...он решил прожить каждые из драгоценных ее мгновений так, словно мгновение это вечность: без надежды и страха, но зато со смаком.

―Никому я и ничего не должен. Я гражданин, а значит, именно я плачу вам зарплату своими налогами.

―Харшоу имел твердую уверенность, что некоторые ноги созданы специально для того, чтобы на них наступать — в целях улучшения рода человеческого, роста всеобщего благосостояния и уменьшения извечного чиновничьего хамства.

―Джубал дал себе страшную клятву выйти из Философского Общества и взяться за выпиливание лобзиком.

―Человек — это самая мрачная пародия на себя самого.

―Вникать в короткие человеческие слова — все равно что резать воду ножом.

―В своем развитии марсиане проходят пять главных стадий: яйцо, нимфа, детеныш, взрослый и Старик, вообще не имеющий формы. Но суть Старика определяется уже в яйце.

―Дитя мое, настоящий исповедальный рассказ не должен быть загрязнен ни единой крупицей правды.

―Этому правительственному ворью надо дать по грабкам.

―И если ты по собственному своему разгильдяйству попадешь под зубья — кто я такой, чтобы вмешиваться в твою карму?

―Всякая там благотворительность похожа на лечение гемофилии, лучше всего позволить гемофилику истечь кровью, прежде чем он наплодит себе подобных.

―Начнем с главного правила: оседлал тигра, так держи его покрепче за уши.

―Мы приехали для небольшого, неофициального разговора — и вдруг видим, что вы устроили тут настоящий цирк. А раз устраиваете цирк — нужно заводить слонов.

―А ты, Свен, не подначивай, — повернулся к Нельсону Джубал. — Если согрешить, а потом раскаяться Вонючке в кайф — это его личное дело.

―Богатый человек становится подозрительным — ему редко предлагают честную дружбу; люди, которые могли бы стать его друзьями, слишком брезгливы, чтобы толкаться в толпе жадных рвачей, да и попросту побоятся, что их самих сочтут за просителей.

―Честный политик — единожды продавшись, дальше не продается.

―Знаешь, начальничек, ты своей логичностью кого хочешь достанешь.
―Да, логика в диспуте — прием грубый и нечестный.

―Майк уже начал понимать, что, хотя братья по воде и говорят правильно, бывают случаи, когда один из них говорит правильнее, чем другие.

―«Верные агнцы!» — подумал Джубал. По нормальному говоря — послушные бараны.

―Так называемый альтруизм — худшая изо всех бесчисленных бессмыслиц, уродующих наш несчастный мир. Каждый человек делает то, что ему нравится, и ничего кроме.

―Кровь, секс, деньги — а что еще? Лоху нужна тайна!

―Я понял, почему люди смеются. Они смеются потому, что им больно и смех — единственное, что может заглушить их боль.

―Я грокаю в смехе отвагу… и участие… и единение против боли, горя и поражения.

―Она сидит в копенгагенском порту, и она — каждый, кому хоть раз приходилось делать трудный, мучительный выбор. Она не жалеет о своем выборе, но должна сполна за него расплатиться; за каждый выбор приходится платить.

―Роден умер примерно в то время, когда у мира поехала крыша. Художники, пришедшие позже, заметили, как потрясающе пользовался он светом и тенью, объемом и композицией, заметили и стали копировать. А вот что каждая его скульптура — рассказ, обнажающий саму душу человеческую, этого они не заметили.

―Возраст не приносит нам мудрости, зато он дает перспективу… и самое, Бен, печальное — это видеть далеко позади искушения, перед которыми ты устоял.

―Как правило, люди об этом не задумываются, они засовывают скользкую проблему подальше и вешают табличку: «Святое. Руками не трогать».

―Он уступил самому коварному из пороков — начал интересоваться новостями.

―Джубал решил, что Пэтти — девица очень милая. И малость тронутая, но это тоже хорошо — он любил тронутых, люди абсолютно разумные наводили на него тоску. Впрочем, как и слишком уж тронутые.

―Понимаешь, Джубал, с них непременно нужно брать деньги. Лохи не ценят то, что достается им бесплатно.

―Но одной добродетели мало, катастрофически мало. Чтобы добродетель могла делать добро, ей необходима поддержка ясной, холодной мудрости. Добродетель без мудрости неизбежно творит зло.

―«Ты еси Бог». Это не благая весть, вселяющая радость и надежду. Это вызов — бесстрашное, безоговорочное принятие личной ответственности за все.

―Если у тебя есть истина, ты можешь ее продемонстрировать. Разговоры не доказывают ровно ничего. Людям нужно увидеть.

―Почем нынче рай? До смешного дешево!

―Истина проста, но Путь Человеческий многотруден. Сперва вам нужно научиться властвовать над собой. Остальное приложится. Блажен знающий себя и управляющий собой, ибо ему принадлежит весь мир, любовь же, покой и счастье сопровождают его, куда бы он ни пошел.

―Со вкусом, — негромко согласился ван Тромп. — Сильно, зрелищно и со вкусом — вкус у парня просто изумительный.