Терри Пратчетт. "Дело табак" - цитаты

А теперь - цитаты

―Бумажная работа существовала всегда. Хорошо известно, что всякая попытка сократить количество бумаг ведет к их увеличению.

―Конечно, это весьма в духе командора, — продолжал Витинари. — Потому мы его и ценим. Он одержал маленькую победу. А человек, который одерживает маленькие победы, способен одержать и большую.

―По правде говоря, контрабанда не причиняет так уж много вреда и позволяет ощутить легкий трепет восторга. Каждый должен время от времени нарушать закон каким-нибудь безобидным и приятным способом, Стукпостук. Это гигиена мозга.

―Леди Сибилла знала повадки своего мужа, как люди, живущие рядом с вулканом, со временем узнают привычки своего опасного соседа. Самое главное — избежать взрыва.

―Старый обычай, сэр. Не без причины, разумеется. Причина всегда есть, пусть даже на первый взгляд глупейшая.

―Только у Вилликинса хватило душевных сил спросить:
―Ты хранишь череп своего прадедушки в пещере?
―Да, джентльмены, и отца тоже. И дедушки. Семейная традиция, понимаете ли.

/* Отпуск отшельника

―Твой сын? — переспросил Ваймс. — Кажется, ты упомянул про целомудрие.
―Какой вы внимательный, ваша светлость. Каждый год у нас, отшельников, отпуск на неделю. Нельзя же постоянно жить в полном одиночестве у реки, питаясь улитками и травами.

―Ни одна философская дилемма никогда не представляла для них ни малейшего затруднения. Они же аристократы. Аристократы не обращают внимания на философские дилеммы, они их попросту игнорируют. Философия предполагает возможность того, что ты ошибаешься, а настоящий аристократ, сэр, знает, что он всегда прав. Это не тщеславие, изволите видеть, это врожденная абсолютная уверенность. Порой аристократы бывают безумны, как мартовские зайцы, но при этом они абсолютно и несомненно безумны.

―Вилликинс потер нос.
―Нет, командор, не снобизм. По моему опыту, настоящие аристократы этим не страдают.

―Мир был бы скучным местом и притом весьма странным, будь мы все одинаковы, а особенно если бы мы все походили на Резинку Овнеца.

―По правде сказать, командор, я сомневаюсь, что она знает ваши секреты. Она просто знает вас.

―Лично я, сэр, еще прихватил бы проволоку для нарезания сыра, это вполне отвечает моему искреннему убеждению, что в смертельном бою главное одно: чтобы умерли не вы.

Потому что так у нас, у военных, водится!

―Разумеется, мы не оставили попыток, потому что так у нас, у военных, водится!
―В смысле громоздить одну неудачу на другую? — уточнил Ваймс.

―И дело не в предубеждениях, потому что, в конце концов, даже в университете работает орк, но он любит футбол, и кого угодно можно простить, если он способен забить гол с середины поля, и, в конце концов, некоторые вещи приходится принимать как есть…

―«Век живи, век учись, — подумал Ваймс. — Или, точнее, век учись, век живи».

―Стражник всегда должен учиться — и Ваймс научился от патриция Витинари, что не следует реагировать ни на слова, ни на действия, пока ты в точности не решишь, как намерен поступить. Плюсов два — во-первых, ты не допустишь ошибки, а во-вторых, заставишь оппонента нервничать.

―Ваймс с открытым ртом слушал розового, чисто умытого юношу, который повествовал о благоуханной сельской местности так, как будто она была населена самыми хитрыми демонами. Он развертывал летопись преступлений и ворошил белье, отчаянно нуждавшееся в стирке. Никаких особых ужасов, только мелкие пакости и глупости. Преступления, причиной которым были человеческое невежество и идиотизм. Разумеется, где люди, там и преступления, хоть они и казались такими неуместными в мире обширных лугов и поющих птиц.

―Полковник был не из тех, кто мыслит такими понятиями, как «хорошо» и «дурно», «виновен» и «невиновен». Он привык делить мир на «них» и «нас», «живых» и «убитых».

―И дверь с легким щелчком закрылась. Она бы хлопнула, но некоторые двери не понимают ситуации.

―Я просто хочу сказать, что никогда не знаешь заранее, хотя черт его знает, чего именно никогда не знаешь заранее…

―Говорю вам, командор, самые ужасные вещи на свете совершают люди, которые искренне думают, что поступают так ради общего блага, особенно если в дело вовлечено какое-нибудь божество.

―Я не знаю, кто были те люди, которые убили гоблинов и избивали мою мать, но если бы я их нашла, то перерезала бы не задумавшись, потому что хорошие люди мерзостей не делают.

―Меня зовут Уильям Стонер, я чиновник в суде… — Мистер Стонер замолчал, потому что Ваймс зашагал к двери.
―Просто хочу удостовериться, что вы не уйдете в спешке, — объяснил он, запирая дверь. — Присаживайтесь, мистер Стонер. Вы именно тот, с кем я хочу поговорить. Клерк осторожно сел, явно не желая быть именно тем. Он выставил перед собой свиток с красной восковой печатью, которая, по общему убеждению, делает документы официальными — или, по крайней мере, дорогими и неудобопонятными, что, в общем, одно и то же.

3 вещи, которые раздражали Ваймса

―В гостиной действительно сидел человек, в шляпе с пером, бриджах и с нервной улыбкой на лице. Три вещи, которые всегда раздражали Ваймса. Нервная улыбка обычно значила, что человеку нужно нечто, на что он не имеет права; шляпы с перьями лично он считал дурацкой выдумкой; а что касается бриджей, то не стоит общаться со стражником, будучи в штанах, которые выглядят так, словно их обладатель только что спер где-то столовое серебро и торопливо засунул добычу в штанины. Ваймсу показалось, что он заметил очертания чайника, но, скорее всего, его подвело зрение.

―Внезапно Ваймс понял, что годы конфликтов с патрицием Витинари были, по сути, тренировкой. Жаль, что он не догадывался об этом раньше. Что ж, настало время экзамена.

―Он откинулся на спинку кресла, уселся поудобнее, сомкнул пальцы шпилем и нахмурился. В течение десяти минут он глядел на гостя поверх сомкнутых рук — достаточный отрезок времени, чтобы заставить его занервничать (на самого Ваймса это действовало безотказно, и уж точно должно было сработать с этим мелким поганцем).

―И не смейте говорить мне, что мой Фини больше не стражник! Он стражник, как его отец, и дедушка, и прадедушка! — Она помедлила и сердито продолжала: — Прошу прощения, я ошиблась, его прадедушка был преступником, но ведь это же очень близко к стражнику!

―Витинари всегда говорил: «Что такое норма? Норма — это вчерашний день и прошлый год, вместе взятые».

―И они внедряли новинки по одной, чтобы норма постепенно эволюционировала — хотя Вонючке, точнее констеблю по особым поручениям Вонючке, и впрямь стоило ограничить свою деятельность пещерой.

―Хотя господин Кривс и кланялся (довольно сдержанно) богатым и влиятельным личностям, он не любил ошибки — и не любил, когда закон обретал дурную славу из-за неопытных юристов и дилетантов, полагая это исключительной привилегией старших законников, таких как сам господин Кривс, портивший закону репутацию педантично, с блеском и за триста долларов в час.

―Всегда неприятно услышать сложный вопрос в ту самую минуту, когда ты подумываешь о том, как раздобыть лошадь и быстро преодолеть большое расстояние.

―Как и многие до него, Чокнутый Крошка Артур всегда считал, что живет как-то не так.
―Когда он случайно узнал правду, все вдруг обрело смысл. Он мог гордиться тем, что он — Нак-Мак-Фигль, пусть даже время от времени посещающий балет и способный прочитать меню на щеботанском. Более того, вообще умеющий читать.

―Люди, которые что-то разводят, любят прямоугольники. Это символ порядка. Они упрощают жизнь.

―Драка получилась по большей части односторонняя, потому что одной стороной был Чокнутый Крошка Артур.

―Разумеется, это был нечестный бой. Так обычно случается, если приходится драться с кем-то из Нак-Мак-Фиглей, будь против него хоть целый взвод.

―Сейчас объясню почему. Потому что я слишком, черт возьми, напуган, чтобы признаться Фини. И так всю жизнь. Я слишком труслив, чтобы быть трусом.

―Нет в мире существ, жалких настолько, чтобы никто о них не заботился, мистер Ваймс.

―Фини спросил — на сей раз с неподдельным ужасом:
―И что мы будем делать, командор?
―Ваймс сморгнул и ответил:
―Всё.

―Кто хочет стянуть добро с нашей лодки, пускай приготовится к серьезным неприятностям.
―«А я-то думал, что это в городе живут крепкие орешки», — подумал Ваймс.

―Ох, боги, ох, боги, прославленный командор Ваймс! Будь я проклят, да ты тупее лошадиного дерьма! С первого взгляда распознаешь убийцу, да? Ну а я убил шестнадцать человек и не знаю, сколько гоблинов, потому что они не считаются.

―Он взглянул на кастет. Тот даже не погнулся. Старое доброе анк-морпоркское ноу-хау. «Пускай у деревни мышцы, но у города технологии», — подумал Ваймс, убирая кастет обратно в карман.

―Ваймс с удовольствием курил сигару. Отчего-то это действие казалось самым уместным. Нюхательный табак — отличная штука, но хорошая сигара обладает характером и мудростью. Ваймсу хотелось, чтобы эта минута длилась как можно дольше.

―Жадность всему виной, жадность и адская ненависть в душе. То и другое убивает, но жадность страшнее, если подумать.

―А иногда всем движет высокомерие. Тогда ищи тех, кто не верит, что закон может их настигнуть. Тех, кто думает, что обладает правом, которого нет у остальных. Работа стражника — разъяснить им, что они ошибаются.

―После короткого стука в ней отворилась дверь, пропуская стюарда, который нес вещь, гарантированно способную отпугнуть любой кошмар, а именно чашку горячего чая.

―Звук легкого постукивания фарфоровой чашки о фарфоровое блюдечко отгоняет всех демонов. Малоизвестный факт.

―Шнобби, ее полное имя было Сесилия, а Сисси — это сокращенно. Уяснил?
―Но на некоторых никакие объяснения не действовали, да и на Ваймса не всегда.

―По большей части, сила стражника состоит в том, чтобы выглядеть стражником.

―Иными словами, казаться больше, чем он есть на самом деле, и дело наверняка запахнет керосином, если ты, налившись пивом по уши, решишь задать стражнику трепку.

―Ужасная правда в том, что никто не хочет быть на стороне проигравших.

―Судьбы миллионов решаются парой тихих слов в уголке, а потом мир слегка меняется.

―Не ищите совершенства. Его не существует. Мы можем лишь стремиться к нему.

Конец